Если бы снежинки могли
стучать о стекла окон –
они стучали бы. Стучали
настойчиво и
требовательно. Люди,
посмотрите, вот же мы,
никогда не
повторяющиеся,
восхищающие своей
необычностью… Падаем.
Но они не умеют. И
никогда не умели. И
врядл и сумеют когда-
нибудь достучаться...
Снежинки падают, иногда
лишь слегка касаясь
стекол, а иногда даже не
имея возможности к ним
приблизиться. Ну как
можно коснуться
снежинке стекла
вагонного окна поезда,
быстро едущего ночной
украинской степью?
Никак.
Федор снова смотрел в
окно. Скучный,
надоевший пейзаж.
Смотреть там было
решительно не на что, но
он все равно упорно
цеплялся взглядом за
пролетающие в темноте
деревьяи столбы. Потому
что он даже в окне, в
отражении видел
высвеченную тусклой
вагонной лампочкой
картину, видеть которую
не хотел.
- Мама, а можно я еще с
дядей Сережей поиграю?
Настасья вздрогнула,
подхватилась и взяла за
руку вошедшего в купе 5-
летнего Максимку.
- Нет, сыночек, он устал. И
тебе уже пора спать
ложиться. Пойдем в наше
купе.
Дядя Сережа посмотрел
на нее с кривой усмешкой.
- Чего это я устал? Вполне
полон сил.
Настасья посмотрела на
него со злостью и
(яростью?), молча вышла,
с силой задвинув за собой
дверь . Наверное, сейчас
она была рада тому, что
им с мужем достались
билеты в разных купе.
Федор наконец-таки
повернул голову.
Сергей смотрел на него.
Спокойно. Уверенно.
Даже, наверное, с каким-
то вызовом. На столике
лежала допитая ими
бутылка водки и пустая
банка консервов, из
которой они ели
единственной
оказавшейся у них вилкой.
- И кто ты после этого? –
произнес глухо Федор.
- После чего? – тут же
отозвался Сергей, но не
дождавшись ответа,
произнес – Я – человек.
- Ты мог сразу сказать?
Мог?! – голос Федора
наливался злостью.
- Мог. – согласился Сергей.
Мерный перестук колес,
ночь , на пару со снегом
укутавшая степь за окном.
- Мог. – продолжил
Сергей. – Но я не знал, как
вы отреагируете. А когда
мы так хорошо посидели,
мне показалось, что ты
поймешь и Настасья твоя…
И нормально, по
человечески примете.
- Ты играл с нашим
ребенком, держал его на
руках, ты ел со мной
одной вилкой, ты ел с
нами за одним столом и
молчал, что у тебя ВИЧ?! –
Федор не кричал, но был
близок к этому.
- Да. Я же четко тебе
объяснил как передается
этот вирус. Никакой
опасности не было и нет.
Федор снова отвернулся к
окну.
Он не знал, что еще он
мог сказать, не знал, что
еще он мог думать.
Растерянность, злость
бурлили в нем. Что
теперь будет с ним?
Мужики на заводе
рассказывали, что читали
в газете, как какой-то
маньяк, больной СПИДом,
ходил и тыкал в прохожих
зараженной иглой
шприца. А он тут ел с
таким одной вилкой. И
Максимка с ним играл! В
душе у Федора начала
просыпаться ненависть.
Медленно, но верно.
Поезд стал замедлять ход.
Они подъезжали к
какому-то полустанку.
Маленький,
обвалившийся перрон,
стыдливо прячущийся под
снегом. Фонарь.
Маленькое, куцее окошко,
светящееся в такой
непроницаем-темной и
морозной ночи. Зачем они
здесь остановились?
Словно бы ответом на
этот не заданный вслух
вопрос по коридору
прозвучали шаги
кондуктора и донесся его
голос.
- Не волнуйтесь,
небольшая техническая
остановка, скоро поедем.
Туалеты открыты, но из
вагонов не выходим.
Федор снова отвернулся от
окна и наткнулся на
взгляд Сергея.
- Слушай. А что если я
сейчас на этот полустанок
сбегаю, еще водки
возьму? Вон, окошко
светится же, по-любому,
или буфет или еще чего
там есть. А вагонную
дверь я попробовал
открыть еще когда курить
ходил. – Сергей
заговорщически
подмигнул и показал
Федору ключ.
- Делай, что хочешь. –
ровным голосом ответил
Федор.- Я с тобой пить не
буду.
Сергей помрачнел на миг.
- Ладно. Там разберемся.
Сам выпью, если что.
Он решительно поднялся
с полки, накинул поверх
рубашки свою пижонскую
куртку и осторожно вышел
из купе.
Шли минуты. Тягучие,
медленные.
Наконец по вагону снова
прошел проводник.
- Так, отправляемся
сейчас. Все на местах?
- Та вси, куды мы пидэмо?
– донеслось из купе, что
было ближе всего к
туалету. Там степенно
выпивали и так же
закусывали
«заробитчане», едущие из
Москвы. Выпивали они
больше для порядку,
нежели чтоб напиться
или от досады, что
билетов в «плацкарт» им
не досталось и пришлось
тратиться на купе.
Федор молчал. Взгляд его
был прикован к фонарю,
горящему на полустанке.
Лязг. Рывок. Еще лязг и
рывок и поезд медленно
стал набирать скорость.
Федор вскочил было с
полки, но тут же… сел
обратно.
Поезд набрал скорость и
снова понесся сквозь ночь
и степь.
Прошло несколько часов.
Вагон крепко спал. Спали
даже «заробитчане» в
последнем купе.
Федор постучал в купе
проводника.
- Что? Что не спится-то? –
заспанный проводник
смотрел на него
недоуменно.
- Вода есть? Сердце
прихватило, хочу таблетку
запить, а из туалета пить
не хочется – соврал
Федор.
- А. Сейчас. Только теплая.
– проводник кивнул и,
взяв со столика стакан,
подошел к титану.
- Скажите… - Федор
немного помялся. – А что
это за остановка была пару
часов назад, что за село?
- Село? – удивленно
обернулся проводник – Да
не было никакого села.
Остановка была
техническая.
- Да нет – махнул рукой
Федор – там полустанок
был, фонарь еще горел и
окно вроде бы.
- А-а-а… - протянул
проводник и протянул
стакан Федору – так то не
село даже. Там когда
неподалеку воинская
часть была. То их станция.
Давно уж там никого нету.
А фонарь горит, и окна в
сторожке светятся, потому
что армия. Сказано по
ведомству – должон
гореть фонарь, вот и
следят за этим. А так там
никого уже года полтора
нет.
- Понятно. – кивнул Федор
и, развернувшись,
медленно пошел к своему
купе.
Он просидел в своем купе
так и не уснув до рассвета.
Сидел, молчал и смотрел
в окно.
За окном была ночь.
Снежинки. Ветер. Федору
казалось, что он что-то
оставил там, за окном. От
этой мысли он вздрагивал
и переводил взгляд на
пустую соседнюю полку.
А в том же вагоне, в
тамбуре сидел и пил, пил
из горла, купленную в
вагоне-ресторане, водку
Сергей. Пил. Просто пил.
Поезд несся сквозь ночь и
снег, резко отталкивая
воздушыми потоками
снежинки от своих окон. А
над поездом порхало и
пыталось постучаться в
окна человеческое,
слишком человеческое…
© Ammok |
xrynm 05 дек 2009, 23:00 
И он, видимо, каждый раз разный.
"Но что-то меня держит, в этом городе, на этом проспекте..."©
